DeepHistory

Бесхозность и бесплатность довели нашу землю до ручки. Такова «ирония истории». На плечах и костях русской деревни состоялось превращение страны во вторую сверхдержаву мира. Запоздалое и неумелое возвращение долгов селу показало — «не в коня корм». На протяжении 80-х годов объемы инвестиций в аграрный сектор неуклонно и устойчиво росли: здесь сосредоточились самые молодые, т. е. наименее изношенные, основные фонды народного хозяйства, а диспропорции продолжали расти и множиться. Шло сокращение доли участия сельского хозяйства в народнохозяйственных накоплениях, а объем прибавочного продукта, произведенного в этой отрасли, оказался в два раза меньше оплаты труда.

Курс на обновление социализма (1985—1991 гг.) начался с попытки возрождения колхозов как подлинно кооперативных объединений в духе «ленинских заветов». Но советский колхоз никогда не был полноценным; кооперативом, сложенном на добровольной основе и по интересам. Он — плод отрицательного консенсуса, объединившего когда-то частных работников за право иметь личное подсобное хозяйство и кормиться с него. Поэтому мероприятия по внедрению коллективного хозрасчета, арендного подряда и т. п. быстро приняли привычно кампанейский характер. Все задумки рыночного социализма провалились.

Признаем, что прежнего крестьянина уже нет, что разница между общинником и колхозником огромна. Первый был фактическим хозяином надельной земли и сочетал дуализм, двойную социальность — тягу к уравнительному коллективизму и одновременно к личному, индивидуальному хозяйствованию. Второй же находился и до сих пор находится в перманентном психологическом состоянии поденщика, наемного рабочего.

Похоже за 60 Лет колхозы сумели «переварить» крестьянство. В отличие от Китая экономической реформе в советской деревне не на кого было опереться. Субъектом очередной революции сверху стал все тот же чиновник. Система упорно мимикрирует: в колхозах и совхозах «нового типа» идет разбазаривание (ключевое слово колхозного строя!), т. е. разворовывание основных фондов, общественного имущества по подворьям, часто под видом фермерства[30].

Мы являемся свидетелями и участниками исторической драмы — агонии несущей конструкции госсоциализма, продлеваемой по необходимости кредитами, денежными вливаниями, завышением закупочных цен. Государство взяло на себя непосильную ношу — дотировать производителя и потребителя и надорвалось: для производителей дотации малы, а для потребителей все равно цены велики. Страдают все. Мобилизационная система не справляется с созданными ею противоречиями и диспропорциями: бешеная инфляция и растущий ценовой диспаритет в пользу промышленной продукции вызвали новое перетягивание каната, больно ударили по аграрному комплексу. Есть ли выход из экономики и психологии абсурда?

Главной преградой на пути реформ является отсутствие крестьянина как носителя земледельческих знаний, культуры, трудовой этики. «Сегодняшнее сельское население не в состоянии выдвинуть из своей среды необходимую критическую массу субъектов рыночной экономики, способную противостоять давлению местных властей, администрации и собственных односельчан», — к такому выводу пришли социологи, наблюдавшие трехлетнюю динамику. Грамотная и имеющая телевизоры деревня практически не читает книг и не имеет своей интеллигенции. Как известно, тип авторитетного крестьянина-интеллигента, деревенского умника и книжника, известный в послереформенной России, доживший до 20-х годов нашего века, совершенно истреблен в ходе коллективизации[31].

Значит, создание и пропаганда культа напряженного труда имеет определенную, хотя недостаточную пока опору. Многое будет зависеть от новых сельских слоев: переселенцев, беженцев, военнослужащих и т. д. Их реальное социально-экономическое положение и ориентации не изучены в региональном, возрастном, половом и национальном разрезах. Мы, к сожалению, не имеем достаточных знаний о всей толще социокультурной жизни деревни, о чертах менталитета, влияющих как на повседневное поведение, так и на обозримую перспективу.