DeepHistory

Одновременно с этими мерами укрепления идеологического фронта охранительная линия направляла свое влияние на различные сферы нации и культуры. Все дискуссии (по биологии, языкознанию, политэкономии социализма и др.) развивались по отработанному сценарию и были организованы сверху. Дискуссии нуждались в прикрытии мощным авторитетом. Им был, конечно, Сталин. Он громил своих противников, используя авторитет «ленинского курса», истинность которого не могла быть подвергнута сомнению.

События 1948-1952 г.г. для многих наших соотечественников стали временем прозрения: с иллюзией о том, что сталинский режим способен к какой-либо трансформации либерального типа, пришлось расстаться окончательно.

Состояние общественной атмосферы начала 50-х г.г. наиболее ярко передает массовая реакция на «дело врачей»: «После сообщения ТАСС об аресте группы «врачей-вредителей, - вспоминал один из участников этого дела известный советский патологоанатом профессор Я.Л. Рапопорт, - в обывательской среде распространялись слухи, один нелепее другого… Резко упало посещение поликлиник, пустовали аптеки».4 Нагнеталась атмосфера массовой истерии, массового психоза. В результате грань между откровенным террором и идеологическим диктатом часто становилась едва различимой, а угроза расправы – реальной. Процесс был настолько тотальным, что публичные покаяния сделались нормой жизни. Но даже сильнее страха было осознание отсутствия перспектив борьбы.

Психологическое воздействие репрессий на общество, преследующее цель парализации коллективной способности к сопротивлению, должно было заложить в массовое сознание идею «праведного гнева» и «справедливости» репрессивных мер. В бытовом обиходе тех лет была распространена формула: «невиновных у нас не сажают». Такое массовое сознание сыграло роль психологического фона, на котором вся карательная компания проходила под лозунгом «всенародной поддержки».

Но могло ли так продолжаться долго? Нет, террор, сопровождающийся нагнетанием экстремальности, всегда имеет психологический предел. Общество, охваченное паническим настроением, - писал известный психолог Л.Н. Войтоловский – не только утрачивает чуткость к дисгармониям общественной жизни, но… само становится источником угнетающих и тревожных эмоций, доводящих его до мертвящей немощи, забитости и апатии».5

С помощью террора удавалось отвлечь внимание людей от анализа истинных причин общественного неблагополучия, отправив их по ложному следу поиска «врагов». Однако негативная реакция таким образом не исчезала, она просто переключалась на другой объект. Поэтому нужны были такого рода действия, которые создают и поддерживают авторитет власти. Целесообразность этих мер измеряется не столько долей практической отдачи (например, экономической эффективностью), сколько степенью популярности в массах. В ряду таких популистских решений на первом месте всегда стоит снижение цен. Поэтому Сталин в 1947 г. выбрал именно этот беспроигрышный для того времени путь, а затем и в 1949 г. Как реагировали на это люди? В большинстве своем положительно, что вполне естественно. Но были случаи отдельных выступлений с критикой. Снижение цен, несмотря на приоритет политических целей, не могло остаться без экономических последствий. Решения о снижении цен не затрагивали трудовых стимулов. Но самые мрачные – из всех послевоенных – годы заканчивались, если не надеждой, то предчувствием какого-то просвета: Основу экономической политики определял старый курс на индустриализацию, были намечены коммунистические стройки новой пятилетки. Компании по снижению цен имели большой политический эффект, но уровень жизни людей изменили мало. Деревня была поставлена на грань разорения. Зона подневольного труда, рассосредоточенная между колхозной деревней, с одной стороны, и ГУЛАГом – с другой, создавала постоянный источник напряжения.

Таким же постоянным источником напряжения в эти 40-50-е годы были и международные отношения. В первые годы после войны изменился сам климат международных отношений. Казалось, то отношения между великими державами приобретают партнерский характер. Но взаимное недоверие временами давало о себе знать. Тому были свои причины: СССР был обеспокоен ядерной монополией США, американцы и англичане опасались Советской армии – крупнейшей и самой сильной в мире. Беспокоило их и то, что в глазах мировой общественности СССР терял традиционный облик врага, его решающий вклад в Победу вызвал рост симпатий к нашей стране на Западе. Это проявилось и в росте численности компартий: с 1939 г. по 1946 г. число коммунистов в Западной Европе выросло почти втрое.